Я - пустое место. Но из пустого места всегда получается что-то великое. (с) Ди.
Вас когда-нибудь преследовало, что-либо, от чего вы не могли даже заснуть? Конечно. Вы же такой же человек. Как и у всех – желание у каждого разное. У кого-то одно и на жизнь. А у кого-то – множество желаний и искушений на бесконечность. Её багаж желаний складывается в воспоминания, яркости желания, которое она консервирует, а потом выпускает на волю. Как шпротов из банки. Её основа. Химический состав крови, пигмент кожи, запах как и любой женщины – страсть, нежность и конечно же ненависть. Только женщина может любить одного. спать со вторым, и встречаться с третьим. Каждого любить, каждому принадлежать, каждого ревновать или за что-то ненавидеть. Мужчинам такое удаётся очень редко. И всегда у каждой представительницы женского пола будет что-то незабываемое с каждым. Это не уйдёт никогда. Будет складываться в отдельную банку, и при этом никогда не перемешается и будет под рукой. Одна деталь, которая будет связывать с каждым мужчинам. Конечно, может всем виднее, но всё же, такое есть. У каждого человека есть крючки, благодаря которым соткан сам человек. Её крючки – эмоции, чувства, безрассудство. Любовь к каждому и ненависть ко всему.
1 крючок.
Где-то сбоку, внизу, стоит лампа, освящая неярко комнату. Открыта форточка. Ничего кроме трещащей сигареты от каждого вздоха, их голосов, дыхания и тишины. Ничего кроме слов.
Как это бывает из неоткуда. Она сидела на мягком малинового цвета пуфике, перед кроватью, закинув ногу на ногу, в красной клетчатой рубашке, держа сигарету длинными ногтями с облезающим бордовым лаком. Волосы нежно-морского цвета были неряшливо собраны заколкой на затылке. Смотрела в стену перед собой, проматывая в голове какие-то свои картины. Он смотрел на неё, сидя по-турецки на кровати. Закутавшись в одеяло, без рубашки. Слушал.
- Я ненавижу этих спиногрызов. Нет, серьёзно. Я их терпеть не могу. – она скосила на него глаза. – Ты представляешь, как повезло этим мелким ублюдкам? Они же ничего не делают в этой жизни. Только спят и едят. Им больше ничего не надо. Всё остальное сделают за них, и они ничего при этом не понимают. Не осознают, насколько этим мелким гадам повезло. – Он засмеялся опустив голову вниз. Волна светлых волос закрыла его лицо. Обиженным тоном она продолжила:
- Чего ты смеёшься? – не удержавшись, она тоже иронично засмеялась, скинув пепел. – Им не надо проживать эту жизнь, делать выбор, и что-то делать. Куда-то идти каждый день. Я каждый день думаю о том что будет завтра и не могу остановиться. – Она потушила окурок, достала очередную сигарету, прикурив, она продолжила – я помню, как мне Маргарита сказала «Остановись. Приди домой, остановись, отдохни. Расслабься. Пусть жизнь сделает всё за тебя». Я попыталась сказать ей, что ничего так просто не бывает. Что если я остановлюсь, то я просто подохну. Она, как и все, не слушала.
Он молчал, по привычке склонив голову на бок, слушая её.
Хмыкнула, делая глубокие затяжки, покачивая босой ногой.
- Стариков я тоже ненавижу. Терпеть не могу этих напыщенных моржов. Лысые, без волос, беззубые. Страшные неблагодарные ублюдки. Тоже сидят на шее государства, и постоянно брюзжат слюной, что им что-то не нравится. Хотя эти лысые моржи переживали те же чувства, что и мы. И что им не нравится? Звери.
Он засмеялся, она, поддавшись эмоциям, тоже хихикнула. Рассуждая вслух, она в бесконечный раз закурила, ногтями впиваясь в фильтр сигарет и туша их на трупах пепельных собратьев переполненной пепельницы.
- Почему нельзя родиться, побыть ублюдошным спиногрызым, и сразу стать стариком? Не живя жизнь, промежуток длинною с расстояние глаз касатки. По бокам. По одному. И между -пространство, где ничего не видно и нет. – он захохотал во весь голос. – и чего смешного? – в её тоне слышались нотки обиды.
- Я просто себе это представил. Глаза касатки с расстоянием между - километр. – заправляя белый локон, он потянулся к столу, взять свои сигареты. Щелкая кремнем зиппы, прикуривая, с улыбкой.
- Ничего не хочу. – хмурясь продолжила она- не хочу ничего отмечать. Ненавижу праздники. Не хочу ничего некому дарить. Ненавижу когда что-то дарят мне и достают тупыми мелочами, которые мне не нужны. Тратят моё время и деньги. Я бы с удовольствием забилась бы в угол и поспала. Не хочу никуда ехать. И не хочу быть с Пашей. – краем глаза она заметила его удивление, затягиваясь, с глубоким выдохом тихо проговорила – такому интеллигенту как он, нужна не такая как я. Либо он начнёт меня менять, либо я начну сама меняться. Он хочет меня забрать. Может быть выйдет что-то из этого стоящее, только боюсь, один раз увидев меня его родители не оценят.
Он засмеялся. Она хмыкнула, потягиваясь, разминая затёкшие конечности, прикусывая фильтр сигареты, затягиваясь.
- Я же не всегда такая интеллигентная и сложносочетаемая, как я с ним. Нужна ли я буду со своими заморочками и занудством, насквозь больная потом кому-либо там, в городе. Где у меня никого нет?
- Мне кажется… - задумчиво проговорил он, стряхивая пепел. Она скосила на него взгляд, вслушиваясь. – что тебе никуда не надо ехать, как минимум пока ты не закончишь школу и тебе не исполниться 18. Ты же не сможешь в любом случае там находится долго без каких-либо документов. И потом, если ты уже поставила цели с этой школой, то надо их сделать.
- По сути это не так важно.Ты же знаешь что мне всё равно на всё, и я могу спокойно на всё забить. Потому что у меня ничего нет. И если что и терять – то я возьму торбу с основными примитивными вещами, но к сожалению. Уйдя на улицу я выживу.
- Это не так. Если бы ты не хотела поставить и выполнить эти цели, ты бы не ставила их. И потом, не гадай, пусть сложится так, как сложится.
- Не только я виновата. Что со своим образом жизни я не тяну какую-то глупую вечёрку, и не могу быть идеальной. Нормальной.
- Это да… Не драматизируй всё же. Вообще! – перегнувшись через низкие перила кровати он, обняв её за талию и потянул к себе. – Хватит депрессовать, ложись спать.
- Хочу сама! – запротестовала она, мягко выпутываясь из объятий. Он выпустил её, она перелезла на кровать, зарылась в одеяло. Пробурчав – холодно. С тебя – окно, занавеска, и свет, – она ехидно улыбнулась.
- Ленивка.
Они многое успели обсудить. Собрать разные крючки. Но в конце концов сон поглотил их, делая их людей свой собственный шерстяной свитер.
2 крючок.
Ночь. На пол ползёт холодный промозглый воздух, поглощая то тепло, что было наколдовано лампами и батареей. Она сидела на полу, прислонившись спиной к деревянному шкафу, в широких джинсах, вязаных белых носках, мужской свободной рубашки в синюю клетку. Уткнувшись в ладони, она горько плакала, окруженная многочисленными пакетом из магазинов. Не разобранные вещи занимали определённое место в комнате, привлекая отблеском лунного света на глянцевых поверхностях. Рядом, на ковре стояла пепельница, лежала пачка сигарет наполовину пустая, зажигалка. Телефон, медленно тлеющая сигарета, в пепельницы создавая дымовую занавесу, создавая образы для просторы фантазии слёз. Музыка, доносящаяся из плеера. Представление – обычный катарсис. По сути ничего серьёзного… Только не для неё. Она не смогла в очередной раз справиться с каким-то нахлынувшим эмоциональным порывом ветра. Он накрывал её в течение долгого времени. Сидя вот так, она ругала себя, что не может остановиться, и ругала себя за то, что проявляет такую слабость, когда устаёт. Что так нельзя. Однако сомнения «а как тогда можно» – тянули сильнее. Сжимая до боли в ладони платок, когтями царапая собственную кожу, со злостью сжав зубы, она пыталась успокоиться и взять себя в руки. Вспомнила, как обычно где – либо позволяла таким слабостям в подушки или вынося всё во что-то мягкое. Трудно представить, что вся одежда пропитана слезами.
- Ну сколько можно. Уже большая девочка, а плачешь как ребёнок, по глупым причинам, по глупым слабостям. Есть хуже, люди хуже, и жизнь у них труднее. Соберись. – она вытирала рукавом слезы, царапая пуговицами щёки. Дрожащими пальцами держала сигарету, пытаясь сделать последнюю затяжку, судорожно выдохнула, с неистовой злостью пытаясь затушить окурок, другой рукой нащупав телефон. Не решительно, она нажала на клавишу вызова, в голове пытаясь перемотать всплывающие картинки одиночества. Как только Он взял трубку он залилась слезами, ей не надо было что-то говорить, что бы Он понял её состояние. Она знала, что ничего кроме как услышать Его голос, ей больше ничего не нужно. Просто в жизни бывают такие моменты, когда ей надо знать что просто есть он. И не надо слов утешения. Ничего, кроме осознания, что он, правда существует. На то, что бы описать текстом причины её состояние – буквы не нужны. Ведь, по сути, невозможно описать не одно состояние буквами, звуками или словами. Потому что у каждого они свои. Успокоившись, после разговора, он заставил её улыбаться. Только не останется ли это очередным крючком сейчас –а потом растянутой ниткой, которая создаст ещё одну прорезь в её жизненном покрывале?
3 Крючок.
Комната. Коробка. Лишь музыка и странности состояния. Настроение, выражающее не то нейтральность, не то маленькую радость. Пустота во взгляде. После приезда она так и не разделась, стояла посреди коробки. Босиком на мягком ковре, и одинаково ровно крутила игрушку йо-йо, в образе хеллоу кити, которую ей подарили недавно. Она начала уходить в какие-то логические мыслительные процессы о скорости вращения, количествах возможных кругов и вариаций игры. Но решила просто насладиться пустотой, и систематичным звуком царапающей пластмассы о её ногти, во время одного уровня касания игрушки и её ладони. Её жизнь это книги, фразы, пустота, сладкое, игрушки и животные. Забавное получается полотно. Интересно лишь какого оно цвета.
У каждого крючка есть ворсинка нити, вносящая свой вклад в общей вид нити, соответственно и крючка вязанного мягкого шарфа жизни. Он меняет лишь цвета, которые никому не известны. Даже ей. Но из таких нитий и мелочей состоит вся неизвестная жизнь.
В ожидании очередного приключения
13 декабря 2011
1 крючок.
Где-то сбоку, внизу, стоит лампа, освящая неярко комнату. Открыта форточка. Ничего кроме трещащей сигареты от каждого вздоха, их голосов, дыхания и тишины. Ничего кроме слов.
Как это бывает из неоткуда. Она сидела на мягком малинового цвета пуфике, перед кроватью, закинув ногу на ногу, в красной клетчатой рубашке, держа сигарету длинными ногтями с облезающим бордовым лаком. Волосы нежно-морского цвета были неряшливо собраны заколкой на затылке. Смотрела в стену перед собой, проматывая в голове какие-то свои картины. Он смотрел на неё, сидя по-турецки на кровати. Закутавшись в одеяло, без рубашки. Слушал.
- Я ненавижу этих спиногрызов. Нет, серьёзно. Я их терпеть не могу. – она скосила на него глаза. – Ты представляешь, как повезло этим мелким ублюдкам? Они же ничего не делают в этой жизни. Только спят и едят. Им больше ничего не надо. Всё остальное сделают за них, и они ничего при этом не понимают. Не осознают, насколько этим мелким гадам повезло. – Он засмеялся опустив голову вниз. Волна светлых волос закрыла его лицо. Обиженным тоном она продолжила:
- Чего ты смеёшься? – не удержавшись, она тоже иронично засмеялась, скинув пепел. – Им не надо проживать эту жизнь, делать выбор, и что-то делать. Куда-то идти каждый день. Я каждый день думаю о том что будет завтра и не могу остановиться. – Она потушила окурок, достала очередную сигарету, прикурив, она продолжила – я помню, как мне Маргарита сказала «Остановись. Приди домой, остановись, отдохни. Расслабься. Пусть жизнь сделает всё за тебя». Я попыталась сказать ей, что ничего так просто не бывает. Что если я остановлюсь, то я просто подохну. Она, как и все, не слушала.
Он молчал, по привычке склонив голову на бок, слушая её.
Хмыкнула, делая глубокие затяжки, покачивая босой ногой.
- Стариков я тоже ненавижу. Терпеть не могу этих напыщенных моржов. Лысые, без волос, беззубые. Страшные неблагодарные ублюдки. Тоже сидят на шее государства, и постоянно брюзжат слюной, что им что-то не нравится. Хотя эти лысые моржи переживали те же чувства, что и мы. И что им не нравится? Звери.
Он засмеялся, она, поддавшись эмоциям, тоже хихикнула. Рассуждая вслух, она в бесконечный раз закурила, ногтями впиваясь в фильтр сигарет и туша их на трупах пепельных собратьев переполненной пепельницы.
- Почему нельзя родиться, побыть ублюдошным спиногрызым, и сразу стать стариком? Не живя жизнь, промежуток длинною с расстояние глаз касатки. По бокам. По одному. И между -пространство, где ничего не видно и нет. – он захохотал во весь голос. – и чего смешного? – в её тоне слышались нотки обиды.
- Я просто себе это представил. Глаза касатки с расстоянием между - километр. – заправляя белый локон, он потянулся к столу, взять свои сигареты. Щелкая кремнем зиппы, прикуривая, с улыбкой.
- Ничего не хочу. – хмурясь продолжила она- не хочу ничего отмечать. Ненавижу праздники. Не хочу ничего некому дарить. Ненавижу когда что-то дарят мне и достают тупыми мелочами, которые мне не нужны. Тратят моё время и деньги. Я бы с удовольствием забилась бы в угол и поспала. Не хочу никуда ехать. И не хочу быть с Пашей. – краем глаза она заметила его удивление, затягиваясь, с глубоким выдохом тихо проговорила – такому интеллигенту как он, нужна не такая как я. Либо он начнёт меня менять, либо я начну сама меняться. Он хочет меня забрать. Может быть выйдет что-то из этого стоящее, только боюсь, один раз увидев меня его родители не оценят.
Он засмеялся. Она хмыкнула, потягиваясь, разминая затёкшие конечности, прикусывая фильтр сигареты, затягиваясь.
- Я же не всегда такая интеллигентная и сложносочетаемая, как я с ним. Нужна ли я буду со своими заморочками и занудством, насквозь больная потом кому-либо там, в городе. Где у меня никого нет?
- Мне кажется… - задумчиво проговорил он, стряхивая пепел. Она скосила на него взгляд, вслушиваясь. – что тебе никуда не надо ехать, как минимум пока ты не закончишь школу и тебе не исполниться 18. Ты же не сможешь в любом случае там находится долго без каких-либо документов. И потом, если ты уже поставила цели с этой школой, то надо их сделать.
- По сути это не так важно.Ты же знаешь что мне всё равно на всё, и я могу спокойно на всё забить. Потому что у меня ничего нет. И если что и терять – то я возьму торбу с основными примитивными вещами, но к сожалению. Уйдя на улицу я выживу.
- Это не так. Если бы ты не хотела поставить и выполнить эти цели, ты бы не ставила их. И потом, не гадай, пусть сложится так, как сложится.
- Не только я виновата. Что со своим образом жизни я не тяну какую-то глупую вечёрку, и не могу быть идеальной. Нормальной.
- Это да… Не драматизируй всё же. Вообще! – перегнувшись через низкие перила кровати он, обняв её за талию и потянул к себе. – Хватит депрессовать, ложись спать.
- Хочу сама! – запротестовала она, мягко выпутываясь из объятий. Он выпустил её, она перелезла на кровать, зарылась в одеяло. Пробурчав – холодно. С тебя – окно, занавеска, и свет, – она ехидно улыбнулась.
- Ленивка.
Они многое успели обсудить. Собрать разные крючки. Но в конце концов сон поглотил их, делая их людей свой собственный шерстяной свитер.
2 крючок.
Ночь. На пол ползёт холодный промозглый воздух, поглощая то тепло, что было наколдовано лампами и батареей. Она сидела на полу, прислонившись спиной к деревянному шкафу, в широких джинсах, вязаных белых носках, мужской свободной рубашки в синюю клетку. Уткнувшись в ладони, она горько плакала, окруженная многочисленными пакетом из магазинов. Не разобранные вещи занимали определённое место в комнате, привлекая отблеском лунного света на глянцевых поверхностях. Рядом, на ковре стояла пепельница, лежала пачка сигарет наполовину пустая, зажигалка. Телефон, медленно тлеющая сигарета, в пепельницы создавая дымовую занавесу, создавая образы для просторы фантазии слёз. Музыка, доносящаяся из плеера. Представление – обычный катарсис. По сути ничего серьёзного… Только не для неё. Она не смогла в очередной раз справиться с каким-то нахлынувшим эмоциональным порывом ветра. Он накрывал её в течение долгого времени. Сидя вот так, она ругала себя, что не может остановиться, и ругала себя за то, что проявляет такую слабость, когда устаёт. Что так нельзя. Однако сомнения «а как тогда можно» – тянули сильнее. Сжимая до боли в ладони платок, когтями царапая собственную кожу, со злостью сжав зубы, она пыталась успокоиться и взять себя в руки. Вспомнила, как обычно где – либо позволяла таким слабостям в подушки или вынося всё во что-то мягкое. Трудно представить, что вся одежда пропитана слезами.
- Ну сколько можно. Уже большая девочка, а плачешь как ребёнок, по глупым причинам, по глупым слабостям. Есть хуже, люди хуже, и жизнь у них труднее. Соберись. – она вытирала рукавом слезы, царапая пуговицами щёки. Дрожащими пальцами держала сигарету, пытаясь сделать последнюю затяжку, судорожно выдохнула, с неистовой злостью пытаясь затушить окурок, другой рукой нащупав телефон. Не решительно, она нажала на клавишу вызова, в голове пытаясь перемотать всплывающие картинки одиночества. Как только Он взял трубку он залилась слезами, ей не надо было что-то говорить, что бы Он понял её состояние. Она знала, что ничего кроме как услышать Его голос, ей больше ничего не нужно. Просто в жизни бывают такие моменты, когда ей надо знать что просто есть он. И не надо слов утешения. Ничего, кроме осознания, что он, правда существует. На то, что бы описать текстом причины её состояние – буквы не нужны. Ведь, по сути, невозможно описать не одно состояние буквами, звуками или словами. Потому что у каждого они свои. Успокоившись, после разговора, он заставил её улыбаться. Только не останется ли это очередным крючком сейчас –а потом растянутой ниткой, которая создаст ещё одну прорезь в её жизненном покрывале?
3 Крючок.
Комната. Коробка. Лишь музыка и странности состояния. Настроение, выражающее не то нейтральность, не то маленькую радость. Пустота во взгляде. После приезда она так и не разделась, стояла посреди коробки. Босиком на мягком ковре, и одинаково ровно крутила игрушку йо-йо, в образе хеллоу кити, которую ей подарили недавно. Она начала уходить в какие-то логические мыслительные процессы о скорости вращения, количествах возможных кругов и вариаций игры. Но решила просто насладиться пустотой, и систематичным звуком царапающей пластмассы о её ногти, во время одного уровня касания игрушки и её ладони. Её жизнь это книги, фразы, пустота, сладкое, игрушки и животные. Забавное получается полотно. Интересно лишь какого оно цвета.
У каждого крючка есть ворсинка нити, вносящая свой вклад в общей вид нити, соответственно и крючка вязанного мягкого шарфа жизни. Он меняет лишь цвета, которые никому не известны. Даже ей. Но из таких нитий и мелочей состоит вся неизвестная жизнь.
В ожидании очередного приключения
13 декабря 2011